Ирина Бирна

Халва

интеграции

(о кулинарных странностях внутренней политики)

«Хоть сто раз скажи «халва» -

во рту сладко не станет», -

мудрость дегустаторов Междуречья (VI в. н. э.)

iCтатья в DieWelt

Частота, с какой политики и средства массовой информации Германии произносят слово «интеграция», томные взгляды и полные скрытого значения – МХАТовские - паузы, вздохи и движения бровей, сопровождающие заклинание – все это давно уже стало неким ритуалом, похожим на экзорцизм. Для полноты впечатления недостает бубна в руках фрау Меркель, бус из клыков волка на груди херра де Мизьера и запаха паленых перьев перед экраном телевизора. Эффект заклинания сравним по результату с попыткой понять языком и нёбом вкус халвы путем многократного повторения имени продукта. Эксперимент, заметим сразу, разочаровавший исследователей еще в раннем средневековье. Настойчивость же, с которой нисходит это сакральное понятие с экранов, прыгает в глаза со страниц газет и сверлит уши из динамиков радиоприемников, свидетельствует лишь о том, что истинное значение его либо утеряно, либо никогда не было открыто произносящим его людям. Эдакая «вещь в себе». Никто, ни один политик, ни ученый, ни работник культуры, ни даже простой прохожий, остановленный на улице для интервью, и повторяющий, как сомнамбула: «интеграция.., интеграция! Ин-те-гра-ция» не в состоянии простыми и доступными словами объяснить значение слова.

Что это такое?

Чего хотим достичь в результате ее?

Какие критерии оценки степеней ее достижения?

«Интеграция» вошла в каждый дом, в каждую семью и душу каждого немца в начале сентября прошлого, 2015-го года, когда в Германию ворвались несколько сотен тысяч «беженцев». Среди них были и беженцы, ищущие спасения от химического оружия Асада, ковровых бомбардировок путинских соколов и «гуманитарных акций» Хезболлы, но были и «экономические беженцы» из стран Магриба, Эритреи, Афганистана, Шри-Ланки... С той самой ночи немецкая полиция, мигрантские службы и общественные организации носятся по всей Германии за ворвавшимися, с целью «интегрировать» их в европейское общество.

«Интеграция» носила порой самые экзотические фомы: какие-то бабушки учили мордатых и небритых «беженцев» печь рождественнские пряники, вязать салфеточки крючком и на спицах; спортивные клубы бросились организовывать курсы плавания, художественной гимнастики и прочих видов спорта, традиционных в песках Востока; университеты призывали всех, имеющих хоть какое-нибудь понятие о школьном образовании, начать поход за дипломом в любой сфере знания; о фольклорных группах, кружках пения и игры на народных инструментах, думаю, и упоминать не стоит. Результат подобной, любительской, «интеграции» оказался не то, чтобы негативным, но, наверняка, несколько разочаровывающим: новоявленные «пекари» и вязальщики салфеток, пораженные царящей в Европе свободой, выходили на улицы немецких городов и в пределах владения новым для них языком, требовали внимания девушек и женщин к проблеме их вынужденного многомесячного воздержания. Не добившись желаемого, ограничивали претензии до уровня тактильных ощущений; на память о встрече дарили себе кошельки и телефоны упрямиц. С «пловцами» тоже скоро пришлось расстаться: возмущенные тем, что европейские свободы и права человека не распространяются на грязные трусы вместо плавок и бритье в душевых, что фотографирование посетительниц бассейнов вообще запрещено, а женщина, даже в купальнике, не более доступна, чем завернутая в «тюрьму из ткани» - они покинули бассейны.

После этих первых, сердечных, душевных порывов «интеграции», в дело включились профессионалы. Они сосредоточились на двух решающих направлениях: курсах языка и рабочих местах. Я не буду ставить здесь под сомнение правильность подхода, просто потому, что на собственном опыте убедилась в том, что без знания языка принявшей тебя страны, невозможно ни образование, ни овладение профессией, ни контакты с автохтонами и, следовательно, исключено изначально, в принципе, любое, будь то самое незначительное и незаметное участие в общественной жизни. Я только вопрос спрошу:

- А интеграция ли это? Или только первое, необходимое и минимальное условие ее?

По каким критерям мы будем судить о том, «интегрировался» или «не интегрировался» тот или иной «беженец» в наше общество, и на какую глубину совершил он над собой «интеграционное насилие»? Только ли потому, что он более или менее связно выражает свои желания или претензии? По тому ли, что зарабатывает на жизнь, а не развалился со всей семьей под кассой социала? Или по тому, что ведет себя тихо, не бузит и не имеет конфликтов с соседями? Такая «интеграция», согласитесь, скорее напоминает изоляцию. И практика – не только немецкая, но прежде всего богатейшая французская и бельгийская – подтверждает наши опасения.

Вот статья в «Die Welt»[1] как раз о проблемах интергации. Вернее, статья описывает криминогенную ситуацию, сложившуюся в городах самой густонаселенной земли Германии – Северный Райн – Вестфалия. «Герои» статьи – молодые уголовники – воры, рэкетиры, торговцы наркотиками и представители прочих криминальных профессий (толерантный автор статьи находит для них обобщающую категорию «упрямые подростки»[2]). Эти «упрямые подростки» взяли под контроль целые районы Гельзенкирхена, Кёльна, Дюйсбурга, Эссена и других городов СРВ - речь о т. н. «No-go-Areas» - о районах, куда полиция предпочитает не заходить и где «правосудие» вершат банды «упрямых подростков». Полиция и политика вехементно отрицают наличие подобных районов, но, в то же время, признают существование «параллельного общества» и семейных кланов, олицетворяющих «закон» и «порядок» в них.

В статье есть несколько интересных мест, иллюстрирующих уровень беспомощности полиции и всевластия семейных кланов.

«Центральная проблема в том, что мы не в состоянии заглянуть в закрытые арабские семейные кланы, которые имеют родственные отношения по всей Рурской области и вплоть до Берлина».

«Части семейных кланов занимаются деятельностью, описанной всеми статьями Уголовного Кодекса /.../ Честь фамилии стоит превыше всего» (Франк Рихтер, Президент полиции Эссена).

«Просто поразительно, как доселе по-хамски реагирующие подростки, внезапно становятся вежливыми при появлении представителя «семейного союза». Два-три предложения по-арабски и воцарилось спокойствие» (Ральф Фельдманн, Главный комиссар угловной полиции, Гельзенкирхен-Юг).

«Основанный в 2008 г. в Эссене «Ливанский Семейный Союз» («Libanesische Familienunion») описывает себя как посредник в интеграции и видит свою задачу в «обеспечении мира между семьями».

Как никак, в городе живет около 5000 ливанцев /.../ принадлежащих 10 «семьям» - самая большая «семья» насчитывает 1200 членов»[3].

ii Берлинский урок интеграции

Цитируемая статья была опубликована в среду, 14.12; в пятницу Бундестаг, озабоченный ростом недоверия населения к беженцам, очередной раз обсуждал проблемы интеграции и напомнил, что немецкая культура заключается в свободе и гуманизме, и что меры по культурной интеграции беженцев должны быть усилены; в понедельник «беженец» вогнал грузовик в толпу, празднующую IV Адвент у Церкви Памяти в Берлине.

12 погибших, среди них, кроме немцев, граждане Израиля, Украины, Польши, Чехии и Италии. И по этому поводу несколько цитат.

«Даже если в эти часы трудно выговорить: мы найдем силы для той жизни, которой мы в Германии хотим жить – свободно, рядом друг с другом и открыто» (Ангела Меркель).

«Если подтвердиться, что речь идет действительно о беженце, то это будет особенно подло по отношению ко многим, многим немцам, которые изо дня в день заботятся о беженцах, и по отношению к тем людям, которые действительно нуждаются в защите и стараются интегрироваться» (она же).

«Мы находимся в состоянии войны, даже если некоторые из нас во всем хотят видеть только доброе и не хотят признать это» (Клаус Бульон, CDU, Министр внутренних дел Саарланда, Председатель Конференции Министров внутренних дел Германии).

За две недели до Берлина, в Людвигсхафене был задержан 12-летний беженец, который пытался подложить бомбу на Рождественском базаре...

Массовый террор пришел на нашу землю.

iii Интеграция

Если к вышеприведенному добавить массовые выступления турок Германии в поддержку диктатуры Эрдогана, то пред нами станет история «интеграции» мусульман. История длиной более полувека...

Так что ж она такое - интеграция?

Вот, извольте, мнение немецкого политолога сирийского происхождения Бассама Тиби[4]: «Интегрироваться не значит получить паспорт и жить здесь. Быть интегрированным значит self belonging»[5] - фомулировка, под которой я с облегчением подписываюсь. И бросаю на полуслове не только эту статью, но вообще заканчиваю всю полемику последних полутора лет о «беженцах», терроре и «интеграции»... Тем более, что уважаемый политолог пишет дальше: «/.../ женщина по имени Айша, мужчина с именем Мохаммед тоже могут быть немцами, если они разделяют ценности общества» (курсив мой, иб). Тоже красиво! К «ценностям общества» относит политолог сирийского происхождения «права человека», «свободу мнений» и «свободу вероисповедания». И здесь все верно. Было бы. Если бы не одно «но».

Европейские ценности основаны в первую и главную очередь на принципе секулярного государства. Свобода вероисповедания без секулярности превращается в пустой звук, если не в полную свою противоположность, а вместе с нею и права человека, и свобода иметь собственное мнение. Именно непризнание мусульманами этого фундаментального принципа и делает невозможным любую массовую интеграцию их в европейское общество. За примерами далеко ходить не надо, достаточно признать, наконец, общеизвестное: все террористы Парижа и Брюсселя были детьми этих стран, рожденные здесь, закончившие французкие и бельгийские школы, выросшие на всех европейских ценностях. «Упрямые подростки», терроризирующие население СРВ, угрожающие полиции – это ведь тоже рожденные здесь! Они тоже ходили в немецкие школы, слушали о «правах человека», «свободе вероисповедания» и «свободе мнений». Турки, протестующие против признания Бундестагом геноцида армян и поддерживающие новоявленного диктатора, - не пример ли «интегрированных» сограждан? Большей степени интегрированности не достигнет ни одно общество. Откуда же проблемы? Откуда террор? Откуда угловщина? А все оттуда же: из непризнания или игнорирования принципа секулярности одними и превратно трактуемой толерантности других.

Несколько месяцев назад один из университетов той же СРВ потряс скандал. Дело в том, что все немецкие университеты выделили студентам-мусульманам помещения для молитв. Университет, о котором идет речь, тоже выделил такое помещение, но не мусульманам, а вообще, как помещение для общения и отдыха. Мусульмане украсили его молитвенными ковриками, разложили книжки Корана, присвоили ключи и запретили вход студенткам. Остальные студенты восстали. Скандал попал в прессу. Логика и аргументация студентов-мусульман: правоверный мусульманин должен молиться 5 раз в день. Следовательно, помещение для молитвы не должно находиться от места его работы или учебы на расстоянии более (не помню точно, но что-то около) 5-ти минут ходьбы. Иначе он не будет успевать совершить молитву во время перерывов. Государство обязано обеспечить выполнение им религиозного долга.

Секуляризация означает взаимный отказ от каких-либо обязанностей и прав обоих участников: государства и личности. Другими словами: государство уважает свободу каждого своего гражданина верить или не верить в любого из известных «богов», «чертей» или иных внефизических сил, по любому обычаю и согласно любой процедуре, до тех пор, пока выражение веры находится в рамках уважения к свободам и чувствам остальных граждан, не нарушает общественного порядка и статей Уголовного Кодекса. В обмен на эту свободу, государство отказывается от поддержки какой-либо отдельно взятой религии и рассматривает права личности в рамках консенсуса всего общества.

В германской же «интеграционной» реальности одна из религий a priori выведена за скобки формулы секуляризации. В головах представителей выделенной религии этой уступкой признается первенство религии над государственными институтами. Мы вынесли из классных комнат наших школ распятия, ввели уроки этики для тех, кто хочет, чтобы его ребенок рос свободным от религиозных догм и сказок.., но мы до сих пор дискутируем о платках на головах мусульманок, нас не оскорбляет гуляющая турецкая семья, где жена обязана идти не ближе 3 шагов позади мужа, мы обязуемся обеспечить студентов-мусульман отдельными помещениями и т. д. Всем этим мы фактически признаем: религия первична, государство, как любое творение рук человеческих, – вторично. Из этого признания вытекает и наша толерантность к средневековой архаике, семейственности, клановости, строжайшей иерархии с властью «старейшин», первенством закона «семьи» над законами государства. Следовательно, не признавая секулярного государства, мусульмане автоматически не признают ни прав человека, ни свободы вероисповедания, ни свободы мнений. А отсюда уже делаем вывод о том, что ни о какой «интеграции» не может быть и речи, даже в редакции херра Бассама Тиби.

Вывод: первым и главным условием интеграции должно быть признание каждым – включая женщин! – совершеннолетним мигрантом принципа секулярного государства; перевод любых религиозных проявлений в зону личного; отказ от любых внешних символов религиозности; признание абсолютной власти государства и его представителей.

Сегодня к тем миллионам турок, арабов, курдов, палестинцев, ливанцев и других, которые живут в Германии уже десятилетия, многие родились здесь и окончили школы, а некоторые – так даже и университеты, но подавляющее большинство которых так и не интегрировалось в европейское общество, прибавились сотни тысяч беженцев и «беженцев». Среди них есть такие, что готовы отравить 12-летнего ребенка ядом джихада и послать его убивать нас.

Не пришла ли пора прекратить шарманочное повторение слова «интеграция» в надежде на то, что оно спасет нас? Чудес ведь не бывает и спасти нас может лишь четкая концепция интеграции, наполнение слова содержанием.

* * *

Бессилие нашей интеграции видно из всех цитат, приведенных выше, но наиболее кричащи для меня слова Ральфа Фельдманна, выделенные курсивом. Полиция часами пытается унять хулиганов, но ни страха, ни уважения к закону и его представителям те не ощущают. Стоит же появиться кому-то из «семьи», сказать пару слов по-арабски, и проблема снимается. Вам не страшно? Мне - да. Это картина не только унизительна для Германии, она демонстрирует силу той параллельной власти, что укоренилась в некоторых наших городах.

Сегодня «семьи» в Германии заняты уголовщиной, а если завтра они почувствуют вкус к политике? Если среди «беженцев» есть «засланные казачки» Аль Каиды, Боку Харама, Исламского государства, пришедшие на нашу землю не для того, чтобы бомбы бросать или грузовики угонять, но для того, чтобы рекрутировать «семьи» уголовников на политическую борьбу против режима?

И стоит «шефу» такой «семьи» сказать «два-три предложения по-арабски»...