пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ     пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ!

Ирина Бирна

ДВА КОРОТКИХ СООБЩЕНИЯ

 

Ежегодно одиннадцатого дня одиннадцатого месяца в одиннадцать часов и одиннадцать минут в Германии начинается, как всем известно, пятое время года – Карнавал. И надо же так случиться, что именно в этот день новостные каналы принесли две новости – из Глазго и Копенхагена, новости, показавшиеся мне чем-то созвучными с идеями Каранавала. И, если первую мусолили все средства массовой информации, то второй уделил внимание лишь немецко-французский канал ARTE. Впрочем, если быть совсем честной, вторая была и не новостью в прямом смысле слова, а лишь сообщением о некоторых изменениях, имеющих место быть уже какое-то время в Дании, и была она скорее подведением промежуточных итогов этих изменений. Но не станем забегать вперед, и начнем по порядку. Итак…

 

Одиннадцатого ноября, в Глазго, на конференции по климату, США и Китай вдруг заявили о том, что отныне обязуются совместно бороться против всемирного потепления.

Что сие значит?

Не знаю.

Но о чем никогда забывать нельзя, так это о том, что Китай и демократия несовместимы, как это наглядно продемонстрировал Хонконг, и, стало быть, США в лице Китая имеют, и всегда иметь будут, непримиримого и завзятого партнера. Из этой основополагающей посылки вывожу я два гипотетических направления развития совместной борьбы за климат.

Первое. Старина Байден, столкнувшись с реальностью, вынужден был сократить вдвое обещанные во время предвыборной кампании инвестиции на защиту климата. Причем сократить под давлением родной Демократической партии. Сокращение экологических климатических программ стало, по оценкам многих экспертов, самым большим провалом президента. Еще один провал администрация себе позволить не может, т. е. не может себе позволить призвать мировое сообщество обратиться к разуму и взглянуть на климатические изменения с позиции возможного и осуществимого. Китай прекрасно осознает положение администрации Байдена и силу своей позиции и, если пошел на уступки, то не иначе как в обмен на известные преференции, которые американцы вынуждены были обещать. Какие это преференции, сегодня можно лишь гадать, но принимая во внимание серьезность ситуации, в какую загнал себя Байден, речь о чем-то для Китая жизненно важном. Если мы теперь вспомним события последних месяцев: визит Байдена в Европу и его попытка убедить европейцев активно противодействовать китайскому неоколониализму, создание AUKUS и передача Австралии ядерных технологий для сдерживания того же Китая, и, наконец, прозвучавшее недавно крайне резкое и недвусмысленное заявление президента и его министра обороны о нерушимом намерении США защитить Тайвань, то нам будет очень трудно найти логическое обоснование внезапного климатического единства в обход этих событий.

Второе. Китай пошел на совместное заявление уверенный в том, что технологический прорыв вынуждены будут взять на себя США. Уверенность его обоснована на различии между демократиями и тоталитарными диктатурами: первые обязаны считаться с мнением улицы, за ними следит и на них давит свободная пресса, они заложники своих обещаний и декларированных намерений. Ничего подобного не знает диктатура: она свободна от каких-либо обязательств, ей не грозит провал на выборах, ей плевать на мнение подданных, а международная общественность, особенно прогрессивная, всегда на стороне диктатур. Следовательно, Китай, в рамках соглашений и совместных программ, гарантированно получит готовые разработки по новейшим энергоносителям, двигателям, системам передачи и хранения энергии и пр., которые США будут вынуждены передавать ему под постоянной угрозой разрыва климатических соглашений. Здесь нет ничего нового: Китай привык паразитировать на достижениях западной науки и техники, нисколько не стесняя себя такими пустяками как нормы международного права по защите интеллектуальной собственности.

Два описанных пути совместной работы США и Китая по защите климата вовсе не исключают друг друга, более того, скорее всего мы станем свидетелями попыток осуществить оба и одновременно. О чем свидетельствует трехчасовая телефонная беседа Байдена с партнером Си, которую наблюдатели уже поспешили назвать поворотной в отношении двух стран.

К счастью, США, несмотря на усилия прогрессивистов, левых и прочих носителей диктаторского вируса, остаются действующей демократией, способной за себя постоять, что в очередной раз доказал упомянутый выше провал мюнххаузеновского плана Байдена. А это значит, что сказанное в Глазго остается не более чем вербальным сотрясением воздуха до тех пор, пока обе палаты Конгресса не примут и не ратифицируют соответствующие законы и не выделят необходимые средства. А деньги они считать умеют, вот почему очень может статься так, что громкое заявление в Глазго, озвученное, по иронии судьбы, в день открытия Карнавала, займет свое законное место в ряду иных, прозвучавших в этот день на улицах карнавальных цитаделей Германии - Майнца, Кёльна и Дюссельдорфа. Helau!!!

 

А теперь обратимся ко второй новости и совершенно иной теме.

Речь об интеграции.

О Дании, после убийства тамошнего принца Хамлета, пресса вспоминает оскорбительно редко. Вот и на протяжении всего мигрантского кризиса Дания попадалась мне на глаза всего несколько раз: сперва как едва ли не самая либеральная и толерантная, добровольно принимающая мигрантов в каких-то сказочных пропорциях по отношению к собственному населению, а потом – как одна из самых реакционных, решительно отказывающаяся принимать вообще кого-либо. Поэтому коротенький репортаж канала ARTE[1] стал для меня неким откровением.

Оказывается, в Дании вот уже одиннадцать лет действует так называемый Закон гетто – да-да, именно так официально и называется! Критерии его постоянно, почти ежегодно, корректирует парламент. О чем здесь? Да все о том же: об интеграции мигрантов (в репортаже речь о мусульманах, иных либо не нашли, либо с иными нет проблем). Закон запрещает мигрантам селится в районах, где их число может превысить 30% жителей, а там, где этот процент исторически выше, власть выселяет мигрантов и предлагает освободившееся жилье этническим датчанам. Цель ясна и четко сформулирована в законе: расселить мигрантов, смешать их с датчанами и вынудить таким естественным образом к общению с последними. Закон оговаривает не только расселение, но, например, обязывает мигрантов отдавать детей, начиная с двухлетнего возраста, в ясли, где их не менее двадцати пяти часов в неделю обучают датскому языку и рассказывают о датской культуре и истории. Расселение проводят на добровольной основе и сопровождают значительной финансовой поддержкой как для мигрантов, так и для датчан, [2] которые с небольшой охотой переселяются в эти районы. Закон открывает и иные возможности для мотивации мигрантов: наказание за уголовное преступление для жителя гетто вдвое выше чем для жителя иного района, жители гетто получают страховки и кредиты на более жестких условиях, сталкиваются они и с чисто ментальным сопротивлением остальных граждан – в репортаже прозвучали, среди прочего, жалобы на то, что в некоторых гетто невозможно даже заказать такси или пиццу на дом. И все-таки, несмотря на все преимущества, давление и мотивацию, расселение идет крайне медленно и для того, чтобы достичь целей, поставленных законом к 2030 году, правительство страны пошло на еще более жесткие меры: дома в гетто сносят и на их месте строят новые, при заселении которых уже придерживаются критериев закона.

Это все познавательно и интересно, но внимательный читатель уже задал себе вопрос: при чем тут Карнавал?

Да, так… чувство такое.

Авторы репортажа – профессионалы высшего класса и стремятся делать свое дело непредвзято и нейтрально: факты, факты, факты, никаких эмоций и оценок. Но нейтралитет у них выходит какой-то левый, и в большинстве картинок, тоне комментатора за кадром – во всем буквально – чувствуется некая грусть и разочарование датской политикой, единственной в Европе пытающейся взять под контроль всю территорию страны, даже ту ее часть, в которой образовалось и процветает параллельное мусульманское общество со всеми его прелестями. Вот этот-то конфликт – между провозглашаемым нейтралитетом подачи информации и внутренними убеждениями авторов – и придает репортажу нечто несерьезное, заставившее меня вспомнить о Карнавале. А тут еще и картинки репортажа, которые никак не хотят соответствовать тону, более того, полностью ему противоречат, и сами авторы, от которых ускользает конфликт. Вот эта наивная надежда на то, что подобный материал пройдет и достигнет своей цели, и ставит репортаж, на мой взгляд, в ряд карнавальных сообщений.

Вот главный герой репортажа: беженец из Ливана. Он живет в Дании уже более двадцати лет, все четверо детей его родились здесь. Дом, в котором он живет – восьмиэтажный бетонный блок, - подлежит сносу. Выезжать он не собирается и борется за сохранение дома. «Мы чувствуем себя на 100% датчанами: мы интегрированы, мы работаем и мы – часть общества», - говорит он в камеру. Его дети не уголовники – один из сыновей даже учится в университете. А вот его квартира… «Несмотря на то, что жена носит платок, он не считает, что они живут в параллельном обществе», - комментирует картинку голос за экраном. На картинке – женщина у плиты. Она не просто в платке, она в традиционном балахоне от пят до затылка. Балахон – абайя или чадра – и платок – одного цвета, так что непонятно – это платок до пят или платье с капюшоном, и носительница наряда напоминает растерянного парашютиста, которому парашют упал на голову, в первые мгновения после приземления. Но интересно все-таки не это. Женщина ни разу не показывает в камеру лица, не приветствует вошедших, во время съемок не произносит ни одного слова – она есть и ее нет. Вот она заканчивает приготовление обеда и накрывает на стол, и тут же исчезает – за столом остаются трое: интегрированный муж, младший сын-гимназист и восьмилетняя дочь. Женщине за столом не место.

Наш интегрированный в датскую культуру ливанец так и не понял, что женщина – тоже человек и имеет все те права, какие он считает своими от рождения просто потому, что носит мужские гениталии. Вот почему он с таким напором говорит о том, что готов платить даже больше за квартиру только бы не переезжать из привычного окружения, того маленького Ближнего Востока, который они здесь годами создавали и лелеяли, где действуют законы и обычаи, несовместимые и невозможные в датской действительности, где ему не придется холодеть от мысли, что его дочь однажды встретит и полюбит парня, которого не папа ей нашел (о насильственном браке в гетто тоже есть в репортаже). Поступит как равная ему. Как человек. Они – эти интегрированные мигранты – не понимают того, что мир, за сохранение которого они борются, – рассадник криминала и терроризма именно потому, что известная часть нового поколения, воспитанная в традициях ислама, и ежедневно вынужденная сталкиваться с иной реальностью, не находит иного выхода, кроме активного сопротивления системе – кто-то уходит в криминал, а кто-то – на путь вооруженной борьбы против неверных.

Подтверждением этих слов могут служить биографии всех террористов, убивавших в Париже, Брюсселе, Копенхагене и других городах Европы. Все они были потомками мигрантов во втором и даже третьем поколении, все окончили наши школы, получили профессию и были, по нашим представлениям, полностью интегрированы. Но они не могли найти выход из конфликта между средневековьем гетто и цветущей жизнью за его пределами.

Дания – первая страна, которая решила положить этому конец.

Но тон репортажа, к сожалению, не позволяет надеяться на то, что Германия и Франция последуют датскому примеру в ближайшее время.

 

А репортаж посмотрите, он стоит того.

 

Ирина Бирна, для ЛЕва                                                   

 

[1] Harte Linie gegen Migranten, https://www.arte.tv/de/videos/100300-027-A/re-harte-linie-gegen-migranten/

[2] Мигранты, например, получают €7.000 чек на покупку новой мебели, 100% возврат залога за оставляемую квартиру, помощь в переезде, освобождение от обязательного ремонта при выезде, а датчане – бесплатный капитальный ремонт квартиры – мигранты не редко оставляют квартиры в состоянии, для дальнейшего проживания невозможном.