Андрей Заленский
По грибы
Много мошек — готовь под грибы лукошек.
Много грибов – много гробов
Вечером пришла почта: «старик кончай заниматься америкой осень золотит грибы пошли прилетай». В отсутствии запятых, читалось интересно. Они иногда общались по телефону, слегка ковыряли прошлую жизнь, притворялись в вопросах: «а что же это у вас, а это же как?». С «прилетаем» было плохо – Герой убедил себя, что совсем не любит Родину, как привычную с детства отвратительную родинку слева над губой, а может быть просто отвык, не знал, как платить за автобус и сколько стоит кружка пива. И боялся вопроса через плечо: «разрешите закурить?» от мелкого исполнителя госбе, или как там она называлась, словом не любил любимое и обозначал все это в сумме: не ездить туда никогда из-за страха облеваться на границе.
А с корешем К. они когда-то, теперь уж давным-давно, ходили за грибами – сутками бродили по лесу, вечерами у костров выпивали-закусывали, подремав, на рассвете глотали ещё не остывший в котелке чай, подтирались мхом, если приходила такая надобность, разбирали собранные корзины, чтобы новым днем не помять и дополнить урожай грибов.
Теперь, спустя четверть века с лишним («представить невозможно»), то есть просто через очередные 25+, Герой обнаружил в себе душевное родство с Ким-Чин-Иром – оно заключалось в преданности к «Хеннесси». Оба с любовью отмечали янтарный\ медовой просвет и вкус, и в непонимании как корейцы понимают вкус и цвет, в телефонной болтовне через Атлантику пробовал описать «Хенни» другу, а тот отвечал: «это, наверное, очень дорогой коньяк, а водка наша все равно лучше». Х или не Х, разговоры переходили на «наш ли Крым?», на футбол, естественно погоду и затихали вхолостую, а как иначе?
Читать с возрастом становилось все скучнее, постоянно хотелось спать, забраться за 30 страниц в один усест было невозможно. Только птицы за окном развлекали и чужие собаки, проходившие по улице мимо дома (об ушедших собственных Г. заставлял себя не думать, пытался забыть/или воскресить, как и все чешуйки уплывающей жизни).
Здесь, в этом крае, грибной сезон обнаружился для Г. не сразу - когда этот сезон? Местные грибов боялись и спросить было некого, гуляя вспоминал зачем и когда привязались к русским (ко мне) грибы – в отрочестве, в детстве, с дружбой, в любви: «среди сосен губы в чернике и мягкий вереск». Понять не мог, но ходил по здешним лесопаркам и даже приобрёл таким образом приятеля - увидел вдали аллеи человека с корзинкой и спросил «ты откуда?». Потом узнал и других, которые в этой тоске-привычке-мороке бродили среди чужих деревьев. Грибы были похожими на те грибы дома, но и другими - вроде белый, а потом синеет. На всякий случай Г. купил книжку-определитель - толку было мало, писали: несъедобный/неизвестный (иногда «съедобный/ деликатесный»), но постепенно по жизни определились американские сыроежки, опята, белые. В процессе познания никто не отравился и не умер, теперь в холодильнике у Г. иногда стояли баночки маринованных мо-ховиков и засоленных подгруздков.
… Г. потянулся-растянулся в кресле, щёлкнул управлялкой телевизора и засыпая представил, как он летит через океан – на экране чертится маршрут, стюардесса приносит шкалик вина, слева Гренландия ну и так далее … здесь, за окнами, за поляной был кусок озера, перевёрнутая лодка, на берегу уже сидели утки, ожидая кормления, бесновались милые крысы-белки, хозяйство контролировали вороны-смотрящие.
«Наш рейс прибывает через …, температура …, прошу всех застегнуть пристежные ремни и привести спинки кресел …».
К. встретил его в Пулково, почти все в нем оказалось знакомым – борода, глаза, походка, конечно потолстел, конечно полысел. «Кидай сумку», сказал Костылев, открывая багажник БМВ. И поне-слись по Московскому к центру. По пути все виделось привычным и тут же неизвестным, как во сне - когда не знаешь, как позвонить домой и не получается вспомнить телефон, когда надо перелезть через гряду скал к необходимой цели (какой? но необходимой), когда нет в кошельке денег и кредиток, когда бродишь по неизвестным проулкам и компаниям и вдруг наплывает сказочный секс, а знакомая-любимая-незнакомка может быть твоя жена, спящая рядом.
В этом доме Г. не бывал, но все было на что-то похоже, например, обои в комнате где был накрыт сказочно-мужской стол со вкусностями (оказалось К. неженат - мог бы знать по многолетним разговорам!), эти обои ещё отдирались-пучились от стен маленькой комнаты, где он, Г., спал с бабушкой. «За встречу», сказал К., чокнулись, на рюмках холодной водки и других подобающих местах выступили слезы. Костылев сбегал за дровами и затопил печку, Г. подумал «удивительно, что сохранились голландки, подле которых опять можно присесть и поворошить кочергой», попытался достать из сумки «Хеннесси», купленное в дьюти-фри, но безумно захотел спать – все-таки летел через океан, кажется К. довёл его до дивана и закрыл пледом.
Утром как обычно встретились в последнем вагоне первой электрички.
- Что, не выспался? - спросил К.
- Да уж выспишься тут, приятели, клопы, жена, комары, как же выспаться.
- Уяснил, давай подремли, отдохни.
Послушно, Г. мирно заснул, увидев, что напротив, полу-обняв корзину сидел дружбан а впереди-наискось девчонка с красивыми коленками. Под головой было жёстко и все тряслось.
- Эй, вставай, подъезжаем!
На секунду мелькнуло, а кофе где?
Вдоль пути тянулась просека по которой бывало ходил (и не один) белыми ночами. Сейчас же открыть глаза было невозможно: проводники брякали и собирали стаканы, соседи будили, гимн Глиэра Великому Городу играл, а проснутся, изобразить глаза было не под силу, хотя уезжая из Москвы был трезв. Состав поскрипел и остановился, на путях за запотевшими окнами горели огни, диспетчеры кричали в небытие: «осади с пятого пути, подавай на первый, вы где там, что все охуели?». На нижней полке храпел попутчик, состав тыркался назад-вперёд, покатился, под ритм шпал вернулся сладкий сон. И снова К. закричал: «Эй, вставай, эй, вставай!». Вышли на пустую платформу. В ее конце, где была единст-венная скамейка, спал мужчина, когда проходили мимо, он встрепенулся и пропел: «здесь ничего, здесь ничего бы не стояло, когда бы не было меня» и враз затих.
Пошли привычным маршрутом, за ручей, по старой финской дороге, сквозь сосновый бор.
- А ты ещё куришь?
- Ну а как? - это у вас в Пиндостане все бегают, а мы курим.
- «Тихо, забудься, спокойно», пробормотал внутри, а я «Зенита» все матчи смотрю через океан.
- Я же говорю тебе, что ты настоящий русский, говорю и буду повторять.
- Куда пойдём? Я теперь не потяну наши старые походы.
- Ну поберегу, устанешь посидим. Давай через болото к озеру, и костерок разведём вечером. У меня «тормозок» есть, да ты не бойся, не хрена здесь не изменилось, сало с чесноком любишь?
Г. вспомнил что и у него в рюкзаке запасена пара котлет и кар-тошка, посыпанная укропом. Взглянул на друга, тот был удобно обряжен в спецназовский ватник, показался длиннобородым, цвет волос – белесый, а был брюнетом, усы, которых он с роду не носил, симпатично спускались от краешков губ все к той же бороде.
К вечеру, корзинки незаметно загрузились, а все что могли обсудить два старых приятеля выветрилось по верескам и багуль-никам.
- Все, больше не могу! У меня многолетняя отвычка, без машины и двигаться тяжело, а ты говоришь – мы бегаем. Если жена не вытянет…
- Ну ладно, давай присаживаться. Вроде вот здесь хорошо. Уютно, может и окоп был?
- Какие тут окопы? Финны рыли линии Маннергейма, а нас тут и не было.
- Было-не было, давай пока не стемнело совсем усаживаться.
Тогда Г. пошёл к озеру зачерпнуть воды в их старинный котелок, а К. сообразил костер, и, как теперь говорят, раскинул поляну – огурчики, кружечки, сальце и котлеты с картошкой под укропом от друга.
- а где вы, америкосы, укроп берете?
- в магазине
- а как ваш укроп биоконтроль проходит?
- да что ты, ну есть агентства, наверное, не знаю.
- за доллары можно все. Что будем пить? Водяра нагрелась за день, давай притопим на минутку уравновешивания …
Г. достал заповедную бутылочку «Хеннесси»,
- ну попробуй моего, тащил из Дьюти-Фри через Атлантику.
Накатили в кружки, костер разошелся аж с брызгами в темноту.
- ты, бля, Коктебель наш помнишь, тот сухач у Карадага? - спросил К.
- помню, что не помнить
- а «Ореанду» в Ялте, а Бахчисарай, а тех дивчин в Севастополе? Здорово же было, а сейчас вроде как в говне ворошимся …? Все ушло, ты же понимаешь ….
Плыл Карадаг, уже забытые сначала Разбойничья, Тихая, потом …через горы Шепетовка …
- прошу всех застегнуть пристяжные ремни и привести спинки кресел
Костер разошелся, согрелся, ногам было тепло, почему на озере не крякают утки? давай еще…
- наш самолет заходит на посадку, приведите спинки кресел…
Только согрелись как следует земля кончилась - дело секундное, простое, кто что запомнил бессмысленно думать, а может быть под тем уютном окопом лежал снаряд или снаряды, хрен их знает со-ветские или финские. Когда рассвело костер еще ласково догорал, на ветках сосен - куски мяса, а две корзины с грибами рассыпались и грибы, скорее всего, пропадут.
P.S.:
Прадедушки-прабабушки говаривали «Такое изобилие грибов — к войне!», старожилы вспоминали, что в начале лета 1941-го во многих районах Центральной России вроде бы совсем не «по расписанию» вдруг бурно пошли расти по лесам-опушкам маслята и лисички. Народ радовался, вёдрами собирал эти дармовые дары природы, а считанные дни спустя грянула чёрная военная страда.
Петр Ерофеевич, исходивший немало тропинок по западному Подмосковью, подметил любопытную закономерность: грибы очень охотно растут там, где когда-то шли бои — на местах заплыв-ших землёй окопов, блиндажей...