Вера Корчак
Коварный карлик Ремненог
в Америке
Ремненог — нечистый дух, персонаж арабского и персидского фольклора. Представлен в виде немощного старика, который просит путников перенести его в другое место (обычно к воде, дабы напиться), а когда незадачливый путник сажает старика к себе на плечи, тот оплетает его шею гибкими ногами, заставляя выполнять свои прихоти, по сути паразитируя до тех пор, пока жертва от бессилия не упадет замертво. Ходить Ремненог не умеет, хотя его ноги и очень сильные и гибкие, позволяющие задушить человека - Википедия.
Во время своего пятого путешествия Синдбад Мореход после кораблекрушения попадает на очень красивый остров: изумрудно-зеленые лужайки, щебечущие птицы, увешанные спелыми плодами фруктовые деревья… И вот около ручья видит Синдбад маленького старичка с длинной бородой. Старичок жалобно смотрит на Синдбада и жестами просит перенести его на другой берег. Синдбад сажает старичка на плечи и переносит. Но на другом берегу старичок и не думает спускаться на землю. Он крепко обхватывает шею Синдбада своими гибкими ногами, и как Синдбад ни пытается стряхнуть его, тот только крепче обхватывает его шею, да еще и подгоняет его своими твердыми пятками как шпорами. Несчастный Синдбад превратился в носильщика и таскал на себе старика много месяцев.
Эта древневосточная история припомнилась мне в связи с грустными размышлениями о будущем Америки. Крикливое, невежественное и непроизводительное меньшинство уселось на шею огромной сильной страны и гонит ее - куда? Не так ли и горстка большевиков в 1917 оседлала огромную страну и загнала ее в тупик. Конечно, время было другое, народ совсем другой и внешние обстоятельства совсем другие, война, разруха и так далее. Но зато сейчас какие мощные средства оседлания имеются в распоряжении этого “карлика”!
Перенесемся из 2023 года на три десятилетия назад.
Осенью 1991 года, вскоре после моего приезда в Америку, я была приглашена на собрание женского клуба “Зонта”. Мне объяснили, что это международная организация, защищающая права женщин. Посетить собрание американской общественно-политической группы казалось мне очень интересным, поэтому я с радостью согласилась. Но оказалось, что меня приглашают не просто посетить, но и сделать сообщение о правах женщин в СССР. Сочетание “права женщин” казалось мне, новоприбывшей из самого гуманного государства мира, очень необычным и не совсем понятным. Какие уж там права, да еще женщин! Пришлось обращаться к моему другу Тому за пояснениями. Он рассказал о борьбе суфражисток за избирательное право, которого женщины были лишены вплоть до ХХ века. Я решила, что этой теме свое выступление посвящать не стоит: в СССР женщины голосовать не только могли, но и были обязаны (как, впрочем, и мужчины) - в день выборов всех сгоняли на избирательные участки, и только попробуй не проголосуй! И голосовали всегда за одного кандидата.
Том также объяснил, что женское движение занимается и борьбой женщин на право делать аборты. Это тоже в моей советской голове не укладывалось: у нас шла борьба за право жить (выживать), а не прерывать жизнь… А также, продолжал мой друг Том, за право работать наравне с мужчинами. Это мне было даже смешно. Дуры они, что ли, американские женщины, - думала я, ведь у нас в стране развитого социализма женщин гоняли работать и на стройки, и на тяжелые сельскохозяйственные работы, и в шахты, и на лесоповал, ремонт дорог… А нас, пролетариев умственного труда - на сбор картофеля или сахарной свеклы или еще чего-нибудь. “С жиру бесятся”, - решила я про себя. Но о чем же тогда им рассказать? И я в конце концов решила просто зачитать недавно полученные письма друзей и родственников из совдепии.
И вот я пришла на собрание “Зонты”. Его проводили в каком-то фешенебельном ресторане с люстрами на потолках и белоснежными скатертями на столах… Блестящая сервировка, официанты в накрахмаленных фартуках ловко разносят яства на подносах… Ухоженные женщины, прекрасно одетые, с красивыми прическами, тщательно наманикюренными ногтями, пальцами в кольцах… Сразу видно, что преуспевающие businesswomen… “Господи Боже милостивый! - проносится в голове, - Какие еще права им нужны? Чего им не хватает в жизни?” И вспоминаю заскорузлые, вечно обветренные и потрескавшиеся руки моей мамы, которой приходится копаться, как землеройке, в огороде, чтобы обеспечить себя и семью самым необходимым… Сестру, бегающую по магазинам за продуктами для дочки… Ее девочку, которую она силком тащит каждый день в детский сад, где злые равнодушные воспитательницы, грубые окрики и, возможно, телесные наказания детям... потому что там хоть чем-то кормят и отапливают... Жаловаться - некому, потому что и детский сад, и воспитатели - все это часть государства, которое нависает над каждым его подданным грозной глыбой. И у тебя нет никаких прав, ты - винтик в машине, и твоя жизнь и твои права приносятся в жертву невидимым властителям, у которых и другие детские сады, и другие больницы, и другие “спецмагазины”...
И вот начинаю читать вслух выдержки из писем. В зале становится тихо. Краем глаза замечаю, что официанты, обслужив клиентов, не уходят, а толпятся у стены, слушают…
“Дорогая Вера! (пишет в августе 1991 одна молодая женщина, которой волею случая пришлось провести несколько часов в диагностическом отделении районной больницы г. Подольска). Впечатления о больнице тяжелые, особенно о женском отделении. Постоянный запах крови, горы окровавленных тряпок, залитые кровью унитазы, непрерывные крики и стоны… Каждый день толпы женщин приходят сюда делать аборты, некоторые приносят свое обезболивающее, а остальные - “на живую”. Дефицит элементарных препаратов - слабительных, обезболива-ющих - во всей больнице не найдешь таблетки аспирина! Медперсонал говорит, что число абортниц возросло в нес-колько раз, а родильные отделения, напротив, полупустые”.
А вот от сестры (тоже август 1991): “Получили вчера на весь третий квартал талоны на продукты. Вчера я видела огромную очередь около магазина “Соки” - за водкой. По талонам, и еще пустая бутылка должна быть на обмен: а) обязательно из-под водки, б) обязательно белая, в) обязательно без завинчивающейся крышки! Ты, наверное, все эти прелести нашей жизни уже забыла. Сегодня была очередь за рисом (пол кило на талон). Сегодня утром зашла в магазин и купила курицу - правда, совсем тощая и синяя, но все равно! Давали по две на руки! Взяла одну себе, одну - маме с папой. Я не могу вспомнить, когда последний раз ела курицу!.. Очередной дефицит у нас - сахарный песок. Сейчас осень - у всех пропадают ягоды и яблоки - так как нечем консервировать. Конфеты всех видов исчезли из продажи. Надо думать, народ из них гонит самогон. Вчера из булочной торчал длиннющий хвост - очередь за сухарями…”
А вот выдержки из письма мамы примерно того же периода:
“Потихоньку становятся дефицитом все новые продук-ты. Минтай и хек практически исчезли. «Дохлые» куры иногда «выбрасываются» для толпы разъяренных женщин в очередях. Правда, мясо говядина еще есть с перебоями – бьют скот, потому что нечем кормить будет зимой – соответственно не будет молока. Ваши талоны на масло нас выручают. Крупы «Геркулес», «Артек», перловка в общем еще не дефицит. Белый хлеб разбирается довольно быстро, молоко тоже. Нам с отцом не так уж много и надо, мы в общем-то не страдаем, но иногда вдруг так захочется «хорошей рыбки» или «американских куриных ножек» (помнишь?). Мы вегетарианцы!”
Закончила я чтение при полной тишине, даже прекратился стук ложек и вилок о тарелки. Все это происходило в 1991 году, за несколько месяцев до распада СССР. Посыпались вопросы - во многом наивные, но в общем показывающие, что слушатели имели правильное представление о том, что коммунизм - это зло.
С тех пор прошло тридцать с лишком лет. Ухоженные дамы “Зонты” давно состарились, а многих уже наверно и нет. На смену им пришло новое поколение - их дети и внуки. Эти уже не считают коммунизм злом, а, наоборот, поддерживают - причем поддерживают активно, с пеной у рта и транспарантами в руках, с преследованием всех несогласных. Все это поощряется видными политиками, учеными, журналистами и писателями.
Что же произошло за эти тридцать лет? Как и когда удалось - на протяжении одного поколения - политизировать все и вся и почти подчинить кучке озлобленных крикунов значительную долю населения страны? Как и когда борьба за неотъемлемые права человека трансформировалась в погоню за неограниченными индивидуальными правами, сфера которых непрерывно расширяется, причем не всегда в интересах общества? Как и когда общество проглотило идею дифференциации прав по принадлежности к какой-либо группе, и восторжествовал принцип “Имею право делать все, что хочу, когда хочу и с кем хочу, а на права остальных наплевать” (а уж о правах женщин, за которые так боролись мои приятельницы из “Зонты”, и вообще говорить не приходится). Как произошла политизация всего и вся, включая даже интимные стороны жизни человека?
Политизация означает изменение в сознании и поведении индивидов и групп, происходящее в результате доминирующего влияния политики на все сферы их жизнедеятельности (словарь социологии). Политизация американского общества началась в 1960-е годы под руководством демократической партии. Именно тогда эта партия встала на путь радикализации и начала брать на вооружение идеи радикального переустройства общества. Но как произвести радикальное переустройство преуспевающего общества, большая часть которого ни в каком переустройстве не нуждается? Поэтому апологеты радикализма обратились к различным меньшинствам, а также маргиналам и отбросам общества. Эти и станут тем “карликом”, которого мы посадим на шею американского народа.
Для этого проблемы меньшинства (настоящие и выдуманные) надо было распространить на большинство и внушить ему, что это и его проблемы. А потом направить личные проблемы и тревоги населения в политические русло. Посмотрим, как эти идеи осуществлялись на примере феминизма, которым так увлекались мои приятельницы из Зонты. Официальным лозунгом феминизма была борьба против патриархата. На самом деле, если присмотреться внимательно, это было движение элит (как женщин, так и мужчин) против традиционного взгляда на обычную нуклеарную семью, против “традиционных” женщин.
Феминизм возник в 60-е годы на основе радикального студенческого движения в защиту угнетенных чернокожих американцев. Первые феминистки, участвуя в движении в защиту черных, стали выступать с заявлениями такого рода: нас, как и наших чернокожих братьев и сестер, тоже угнетают, нас угнетают мужчины, мы находимся у них в услужении и подвергаемся системному угнетению. Прогрессивные феминистки стали высмеивать тех женщин, которые продолжали хотеть быть матерями и женами, считали их неполноценными. В их выступлениях и публикациях начался поток жалоб на бытовое притеснение женщин. Например, что возвращающиеся с работы в конце дня мужья не помогают женам готовить обед, убирать со стола, пеленать детей и заниматься прочими домашними делами. И все потому, что они (мужья) считают себя высшей кастой (а не потому, например, что они вернулись с работы усталые). Все эти мелочи сплетались в картину широкомасштабной эксплуатации женского пола мужским.
Социолог Миллс Райт, один из основоположников леворадикального движения в США, именно этому и поучал: отыщите, какие у групп населения проблемы частного характера и раздуйте их до масштаба системных общественных проблем. Вот и раздували. В университетах начали появляться (1970-е годы) различные курсы по изучению женского вопроса. Если женщин освободить от воспитания детей, только тогда они смогут сравняться с мужчинами в правах и возможностях. Кто же будет воспитывать детей? Государство, конечно. Женщины должны стать экономически независимыми, иметь право на аборты, бесплатные противозачаточные. Разводы должны осуществляться по первому требованию без указания причин. Все эти идеи действительно пошли на пользу женщинам из элит, женщинам, интересующимся карьерой, а не замужеством и деторождением. Это привело к своего рода классовому размежеванию: с одной стороны - обеспечивающие себя женщины карьеры, а с другой простые женщины-работяги, вынужденные тянуть лямку не только ухода за детьми, но и служебную - зарабатывать на жизнь. Феминизм обеспечил возможность карьеры для небольшого числа женщин, и разрушил семью для всех остальных женщин (большинства).
Государство тоже постаралось углубить распад семьи, введя систему пособий только матерям-одиночкам. В этой связи вспоминается история, которой со мной поделилась одна ученица в мою бытность преподавателем. Она рассказала, как к ее старшей сестре - матери-одиночке - неожиданно заявился инспектор по социальному обеспечению с проверкой. Сожителю сестры пришлось спешно выпрыгивать из окна во двор, а его вещи быстро запихивать под кровать. Я, наивная начинающая учительница, удивленно спросила: “Зачем же ему надо было прятаться?” Она посмотрела на меня снисходительно и объяснила: “Ну что вы, мисс Корчак, такие странные вопросы задаете: у нее забрали бы пособие матери-одиночки, если бы узнали, что она живет с мужчиной.”
Другой пример - так называемая сексуальная революция. У либералов-прогрессистов первой половины 20 века было терпимое отношение к половым вопросам, но дальше этого они не шли.
Не так новые лево-либералы: они заявляли, что надо высвободить подавленные сексуальные желания. Начались горячие споры о том, где проходит граница между непристойностью, порнографией и искусством. И кто будет решать, что похабщина, а что литература? Договорились до того, что решать будут ученые эксперты, академики. Решили, да так, что границы эти стали расплываться и все более раздвигаться.
Это в свою очередь привело к взрыву доступной порнографии и к дальнейшему развалу семьи.
Радикалы заявляли, что отклонения от патриархального представления о сексе должны приветствоваться и поощрять-ся, гомосексуализм - более здоровое проявление сексуальности, чем гетеросексуализм, гетеро нужно только для размножения, человек должен принять все возможные формы сексуальности, это приведет к более полному развитию личности.
Движение за права гомосексуалистов стало частью общего движения за права человека, наряду с борьбой за права черных и женщин. Но оно тоже радикализировалось.
Началось с борьбы за признание прав гомосексуалистов, а закончилось атаками на традиционную семью, традиционную мораль и гетеросексуализм вообще. Сексуальные извращения стали считаться нормой, и зародились идеи гендерной флуидности, трансгендеризма и тому подобные.
И феминизм, и трансгендеризм используются не только для разрушения традиционной семьи, но и для политического контроля над самыми интимными сторонами человеческой жизни - они позволяют правительству вмешиваться в личную жизнь граждан, приучают индивида мириться с вторжением в его персональное пространство (например, приучают женщин терпеть мужчин в женских раздевалках, смиряться с участием трансгендеров в женских спортивных состязаниях и т.п.).
Все эти и им подобные движения могли бы остаться на периферии общественного сознания, да не тут-то было. Лево-либералы воспользовались идеями некоего Антонио Грамши (1891-1937) - марксиста, члена компартии Италии, который выковал фразу “долгий марш по учреждениям”. Меньшинство, поучал Грамши, способно радикально перестроить общество путем постепенного внедрения (“марша”) в правительственные, образовательные и информационные организации. Главные институты общества, а не классы, станут источником радикальной перемены общества.
Это - принципиальный отход от основополагающего принципа демократической республики, согласно которому перемены должны идти снизу, путем давления населения на своих избранных представителей с требованием решить те или иные проблемы.
Изнутри этих институтов, то есть сверху, и будет вестись распространение радикальной идеологии и перестройка общества, да и сами проблемы будут спускаться сверху. Только так можно направить страну в нужном радикалам направлении.
Идея не нова.
Это мафиозный принцип создания сфер “прикрытия”, за ширмой которых распространялась власть организации и осуществлялась нелегальная преступная деятельность. В мафии это были бюрократические и правоохранительные учреждения, а также легальный бизнес, под прикрытием которого отмывались незаконные барыши.
Использовался этот принцип (его теория была разработана Лениным в статье “Что делать?”) и большевиками. Сферами прикрытия для большевиков сначала служили Советы депутатов, потом при распространении по всем континентам - коминтерн, коминформ, посольства и т.п.
Студенты, участвовавшие в демонстрациях и протестах середины 1960-ых годов, закончив университеты и колледжи, рассыпались по всей Америке и начали свой “марш”. Они стали занимать должности преподавателей в университетах и чиновников в правительственных учреждениях, проникли в информационные агентства и издательства.
И пошло-поехало. Началась постепенная, а потому и незаметная кооптация всех ключевых институтов общества.
Посмотрим, например, на Акт о гражданских правах (Civil Rights Act, 1964), который, кстати, был последним законодательным документом который создавал сам Конгресс в результате длительных и горячих дебатов. После этого созданием законов Конгресс больше никогда не занимался, передав эту функцию административным агентствам.
Акт запрещает дискриминацию на почве расовой принад-лежности (включая расизм с обратным знаком), пола, религии и т.п., запрещает использование расовых квот, запрещает Affirmative action. В Акте специально оговаривается, что его нарушение определяется конкретными случаями индивиду-альной дискриминации против конкретного лица.
Как обычно и водится в таких случаях, Акт о гражданских правах привел к созданию многочисленных агентств, призванных следить за его выполнением.
Туда и полезли новые радикалы и принялись его кромсать. Годами и десятилетиями они издавали мелкие и крупные “пояснения” к тем или иным пунктам Акта и различные добавки. В итоге этого кромсания Акт практически превратился в свою противоположность. Одно из агентств, призванное следить за выполнением Акта (Equal Employment Opportunity Commission) в 1978 ввело запрещенные Актом расовые квоты и начало следить за их соблюдением. А нарушением Акта стал считаться недостаточно высокий процент представителей меньшинств в той или иной организации, даже когда никаких конкретных примеров актов дискриминации в этой организации не имелось.
Это назвали “системным расизмом”.
Другой пример - поправка 1972 года к закону о гражданских правах.
Это так называемый “Титул IX”.
“Титул IX” касается федерального финансирования спорта в школах и университетах. Эта поправка запрещает дискриминацию по половому признаку в образовательных программах, главным образом спортивных. Введение “Титула IX” привело к расцвету женского спорта, который прежде находился на “финансовых задворках”, а после принятия закона стал финансироваться наравне с мужским. Но и этот закон подвергся “интерпретациям”, “поправкам” и “добавкам”, главным образом во время президентства Обамы. Он стал включать не только пункты, отсутствующие в самом законе, но и противоположные его духу. Запрет сексуальной дискриминации распространен на трансгендеров и гендер флюидных индивидов самых разных оттенков. Это привело к многочисленным проблемам, судебным искам и нарушению баланса в женском спорте, так как трансгендерные “женщины” стали допускаться к женским соревнованиям и оттеснять биологических женщин от побед. Президент Трамп ограничил применение “Титула IX” только по биологическому признаку, но Байден вернул его к обамовской интерпретации.
Чем же кончилось повествование о Синдбаде Мореходе и коварном карлике? Кончилось тем, что Синдбаду удалось-таки с помощью хитрости избавиться от своей ноши. Он нашел на поле тыкву, выдолбил ее и положил внутрь дикий виноград. Оставалось только заткнуть отверстие и подождать некоторое время, чтобы виноград забродил и превратился в вино. Этим вином Синдбад и напоил старика, и когда тот совсем опьянел, скинул его на землю и был таков.
Увы, от американского коварного карлика так просто избавиться не удастся. Он уже много десятилетий сидит на шее американского народа и сросся с его телом. Это сродни физическому процессу диффузии твердых тел (металлов, например), при котором атомы соприкасающихся твердых тел перемешиваются на границе соприкосновения. На такое перемешивание и сращивание уходят годы и даже десятилетия, и в результате эти два тела настолько срастаются друг с другом, что их уже невозможно “разъединить”. Очистить Америку от лево-радикализма, который проник во все правительственные, государственные и общественные организации страны, будет непросто. У американского гражданского общества есть шанс избавиться от этого карлика только в том случае, если оно будет активно, неустанно и бесстрашно ему противостоять - в семье, школе, своем городе, своем штате, своим голосом на выборах. В противном случае - прощай, Америка.