Ирина Бирна
Московия или Россия
Своевременные мысли о топонимике и,
сопутствующие им, о разном
Я только робко осмеливаюсь заметить,
что зло надо было все-таки назвать злом,
несмотря ни на какую гуманность,
а не возносить почти что до подвига.
Ф. М. Достоевский
[…] порушене у петиції питання потребує ретельного опрацювання як у площині історико-культурного контексту, так і з огляду на можливі міжнародно-правові наслідки.
З урахуванням зазначеного я звернувся до Прем'єр-міністра України з проханням щодо його комплексного опрацювання, зокрема із залученням наукових установ, та інформування мене та автора петиції про результати.
В.ЗЕЛЕНСЬКИЙ[1]
7 грудня 2022 року Івано-Франківська обласна рада звернулася до президента України і Верховної Ради України із закликом перейменувати Російську Федерацію на Московію на державному, офіційному, громадському рівнях, а також у ЗМІ на території України. Росіян відповідно називати московитами.
Наши авторы уже шутят: это под влиянием Ирины Бирны.
Из письма Владимира Батшева, 13.03.2023
Мне, разумеется, крайне приятно думать, что инициатива пани Шахворостовой[2], мотивирована чтением моих скромных текстов. Но в этом случае придется признать, что меня читают, если не все, то, по крайней мере некоторые, депутаты Ивано-Франковского Областного Совета и, может быть, даже сам пан президент Зеленский, оперативно откликнувшийся на петицию. Такое объяснение, при всей его приятности для меня лично, допустимо, но крайне маловероятно. Гораздо более вероятным следовало бы признать тот многократно подтвержденный историей факт, что идея, одновременно приходящая людям, ничем и никак не связанным, живущим даже в разных государствах, назрела и настоятельно требует решения. А отсюда уже вывод: проблема будет решена. Если не сейчас, то позже, если не нами, то следующим поколением. И не только потому, что имя – не просто набор букв, и не потому даже, что назвать, значит понять суть феномена, его modus operandi и modus essendi, предсказать пути эволюционирования и пр., но, прежде всего, потому что верна обратная связь, т. е.
Имя обязывает.
I
МОСКОВИЯ или РОССИЯ? Вопрос, разрывающий на две неравные части не только подданых империи, но и граждан свободных соседей ее. Как и следовало ожидать, подавляющее большинство подданых вскипело гневом возмущенным, прослышав о том, что президент Зеленский «обратился к премьер-министру Шмигалю с просьбой о комплексной разработке, особенно с привлечением научных инстанций», предложения о переименовании, и лишний раз укрепилось во мнении, насколько прав их президент, когда говорит, что Украина придумана Австрийским Генеральным штабом (вариант: лениным), что ее нет, не было и быть не может, потому что ее быть не должно. Возмутились и оппозиционеры, и даже один бывший диссидент[3]. Анализировать, да и просто задерживаться на комментариях московитского люда лишено всякого смысла, настолько они эмоционально заряжены и исторически пусты. Все они основаны на информации, почерпнутой из исторических изысков тамошнего президента и других московитских ученых - от Ключевского и до имен нынешних. Но, как часто бывает, гораздо любопытнее оказались комментарии к комментариям. Так, одна очень оппозиционная газета, анализируя реакцию сети на просьбу Зеленского, заявила: «Хотя Зеленский был обязан отреагировать на петицию, он не должен был отвечать на неё положительно и вполне мог отшутиться» (курсив мой, иб). Вчитайтесь, московиты, еще и еще раз: а ведь это лицо вашей оппозиции! Ваши оппозиционеры, просто-таки уверены, что президент государства может отшутиться от результатов плебисцита!
И после этого вы говорите: «Мы - адин народ»?
Да, мы – тоже!
Критики даже не вчитались в сообщение, а, если и вчитались, но оказались не в состоянии его понять. Речь ведь там о просьбе провести научную экспертизу. Не о приказе выдать нужный результат, но проанализировать известные документы и уже на основе их дать рекомендации политике, которая, в свою очередь, решит, насколько эти рекомендации могут быть реализованы. Единственной разумной реакцией в подобной ситуации было бы подождать результатов научной экспертизы и потом уже аргументированно и содержательно спорить с ними. Так откуда же эта хомогенная истеричная реакция по обе стороны поребрика и во всех слоях общества? Да в том-то и дело, что московиты знают, насколько тонка и прозрачна здесь вуаль лжи, покрывающая исторические факты, и насколько, с другой стороны, важна она для легитимизации всего существования империи, насколько густо замешен на лжи фундамент этого государства.
Имя россия, как это общеизвестно, впервые появилось в указе петра I от 22 октября 1721 г. До этого времени, а в большинстве европейских документов – на географических картах, в научных трудах, художественной литературе и публицистике – до начала ХХ века - территорию продолжали называть московией или московским государством. Топоним, как это было тут же заявлено и по сей день настырно тиражируемо, происходит от Руси. Следовательно, обретая имя, москва вступала в права наследия могучего государства славян позднего средневековья со столицей в Киеве, становилась, наконец, европейской державой. Почему теперь, в третьей декаде XVIII столетия? Ведь, согласно документам, Киев окончательно перешел в московское владение в 1686 г. (Договор о Вечном мире между Речью Посполитой и московией), т. е. московия с полным правом уже тогда могла назвать себя Русью или россией (Киев наш!). Таков был план, но вот руки не дошли. Это было время, когда московией фактически правила боярская дума, прикрываясь двумя зиц-ко-царями – десятилетним петром и его душевно больным единокровным братом Иваном V - и, пристегнутой к ним регентшей, сестрой, двадцатипятилетней царевной Софьей. Этот московский триумвират – дума-цари-регентша - был занят междоусобной грызней и склоками. Самодержцем стал петр лишь десять лет спустя после официальной аннексии Киева. Но и тогда было ему не до Киевского наследства. Собственную шкуру и власть надо было спасать: стрельцы, шведы, поляки с литовцами, османы… Страна московия была обширна и недрами богата, но не знала науки и техники, не имела флота и традиционно отставала не только от Европы, но и от Османской империи в современных вооружениях… Но одной из главных проблем на пути к заветной цели оставалась все еще достаточно сильная казацкая держава на днепровском Правобережье – единственная легитимная наследница Руси. И держава эта не забыла о своих правах на Киев, как и то, при каких обстоятельствах достался он московитам. Лишь Полтава и Батуринская резня (1709) убрали последние преграды. Вот как поэтически описывает последующие события Пушкин:
Россия вошла в Европу, как спущенный корабль, при стуке топора и при громе пушек. Но войны, предпринятые Петром Великим, были благодетельны и плодотворны. Успех народного преобразования был следствием Полтавской битвы, и европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы.[4]
Итак, поэт совершенно обоснованно связывает вход московии в Европу с разгромом Украинской державы. Но он умалчивает – по знанию или не знанию – не суть важно – о том, что и узурпация имени Руси имеет тот же исток, и
Новое имя московии неразрывно связано с Киевом.
Вот, собственно, и все. Здесь можно было бы и закончить нашу беседу, потому что очевидно:
С провозглашением в 1917 году Украинской Народной Республики, московия утратила право на некогда позаимствованное имя.
Но, предвижу, кому-нибудь лаконизм моей логики может показаться очень уж постным и несоответствующим величию предмета. И дело тут в том, что под неоспоримыми историческими фактами затаился простенький вопрос: Зачем? Московия с давних времен стремилась в Европу[5], но имя-то зачем менять? Неужели вожделенное европейское просвещение не могло причалить к берегам завоеванной Невы, если бы та находилась на московии? Зачем петру так-таки понадобилось переименовывать московию на греческий манер?
Ну что же, разъясним и это сомнение.
II
Вместе с именем московия узурпировала не только территории, не только историю и не только славу Руси, но прежде всего то, без чего она не могла прилепиться к Европе: славянскую родословную.
Народы, населявшие северо-восточное приграничье Руси, земли, где и были основаны Владимирское, Суздальское и, поглотившее их со временем, московское, княжества, никакого отношения ни к славянам, ни к иным народам Европы, не имели. Более того, до XII века даже контактов с Европой не знали – во всяком случае, наука не располагает документами, подтверждающими славянизацию северо-восточных окраин Руси[6]. Первые поселения на болотах Залесья были созданы киевскими князьями – это так, но ни сами князья, ни большая часть их дружин, славянами не были: Рюриковичи, как известно, были германцами, а дружины в те времена состояли, в основном, из наемников, толпами блукавших по Европе и Азии в поисках заработка и приключений. Земледельцам-славянам в Залеских болотах делать было нечего, здесь начисто отсутствовала классическая мотивация миграции – рост благосостояния. Колонизировать крестьянами те гиблые места значило обрекать их на голод, болезни и вымирание. Следовательно, этнический состав новых княжеств можно сравнить с известным рецептом Колбасы из рябчиков и конины: один рябчик – один конь, с той лишь разницей, что в нашем случае речь идет не о колбасе, а о живой и развивающейся социальной системе с постоянно меняющейся пропорцией этнического состава. И изменения эти были, в силу естественных факторов, не в пользу славян, пропорция которых в этнической колбасе московии постоянно снижалась: с востока и севера шел непрерывный приток представителей коренных народностей, привлеченных той самой экономической выгодой. Шанс сделать карьеру, обучиться ремеслам, поступить на воинскую службу или прислугой в зажиточные семьи, составить удачную партию с кем-нибудь из местной элиты – города и поселения предлагали неограниченные возможности, да и условия жизни здесь были несравнимы с тайгой и болотами. Приток же славян был настолько слаб, что им можно практически пренебречь. Вот почему даже российские историки - до известного, впрочем, периода - называли население московии самобытным и обособленным народом, не имеющем ничего общего ни с Русью, ни с Литвой, ни с Польшей.[7]
После захвата русских земель, населенных славянами – Новгородской республики (1478) и Тверского княжества (1485) население московии достигло трех млн. человек. Учитывая, что Новгородская республика к моменту аннексии насчитывала никак не более шестидесяти тысяч человек, и великодушно принимая население Твери в этих же пределах, получим, что славян на московии конца XV века по самым оптимистично завышенным оценкам могло быть около ста двадцати тысяч - менее 4% от общего числа жителей. Последующие аннексии - Псковской республики с населением тридцать тысяч человек (1510) и Рязанского княжества (количество населения неизвестно, но оно вряд ли превышало число псковичей) (1521) -, пропорции в пользу славян не изменили.
Но и это не главное. Изменения этнического состава населения, как свидетельствуют истории практически всех переселений народов, не влияют на государствообразующую философию принимающего государства. Ярчайший пример тому – покорение германских государств хуннами. Хунны захватили значительную часть Европы – от Райна до Северного Кавказа - и создали здесь могущественное государство – Империю Хуннов. Случилось это в IV веке от Р. Х., а уже в захоронениях V века археологи не находят даже следов хуннской культуры: завоеватели полностью растворились в культуре германцев[8]. Образовавшиеся со временем на этих территориях государства, тоже не стали государствами кочевников, но продолжили греко-римскую европейскую традицию. Здесь мы подошли к очень важному моменту. По аналогии, московиты, заселившие Новгородскую и Псковскую республики, должны были бы со временем тоже стать европейцами и республиканцами. Именно на этом допущении и основана логика московии при выборе имени империи в 1721-м году. Но ситуация в захваченных московой славянских государствах имела две особенности. Первая. Хунны оказались в Европе в культурной ловушке. Они, со временем, полностью утратили связь с монголо-китайской родиной, а опыт кочевой жизни ничем в Европе высокоразвитого сельского хозяйства помочь не мог, оказался ненужным. Хунны вынуждены были приспосабливаться к местным условиям и принимать культуру побежденных, volens nolens становиться европейцами. Московиты, в силу незначительного отдаления, связи со страной существования и источником культуры не утратили. Московия попросту поглотила и растворила в себе горстку славян. Этому способствовала вторая особенность ситуации: захват и аннексия сопровождались безжалостной моквофикацией. Новгород не просто был присоединен к московии и не просто дотла разграблен, нет, здесь полностью была выжжена – в буквальном смысле слова – всякая память о славянской – европейской – вольнице: уничтожено вече, вывезены в москву все архивы, под надуманным предлогом разорваны связи с Ханзой,[9] население частично перебито, частично вывезено на московию, а на его место пришли мигранты-московиты. Таким образом, захватами русских княжеств московия не славянизировалась, не русифицировалась и не европеизировалась, но напротив – несла в Европу нравы и обычаи Залесья.
Но вернемся в 1721 год.
Прорубить окно в Европу было частью дела.
Причем, не самой сложной.
Петр эту часть завершил, но он лишь продолжил колупать европейскую стену там, где начали его предшественники –
Василий II темный, Иван III великий, Василий III, Иван IV грозный, Дмитрий I, Алексей тишайший. Василий II был первым князем, обозначившим стратегические цели: чеканил монеты с новым титулом Всея Руси князь великий Василий[10]. Иван III предпринял первые робкие практические шажки на сближение с Европой: женился не на дочери какого-нибудь хана, как это делали многие его предшественники, а на европейке - племяннице последнего Византийского императора Константина XI, Софии Палеолог. Вместе с молодой женой на московию приехали европейские зодчие, дабы построить, наконец, первые каменные сооружения за пределами Руси; в свите были так же европейские ювелиры, мастеровые, портные... Так появились яркие образцы славянского зодчества, возведенные итальянцами: московский кремль и успенский собор в нем, а московиты приобрели несколько европейский вид – сало на кафтанах стали выдавать за европейский лоск. Василий III еще теснее прижался к Европе, захватив Псковскую республику и Смоленск. Не отставал и Иван IV грозный, поковырявшейся в европейской стене ливонскими войнами. Но самый значительный европейский вклад в московию сделал, без всякого сомнения, Дмитрий I. Все его краткое правление было сопровождено попытками привить московитам хотя бы азы гуманизма и порядочности, чувства собственного достоинства, уважения друг к другу. Это он привез на московию вилку и стремился научить бояр ею пользоваться; упразднил институт холопства, дал вольности крестьянам; конфисковывал земли и деньги у монастырей; привез европейскую музыку, танцы, культуру поведения за столом и этикет общения с дамами; стремился искоренить взяточничество. Он, кстати, был первым, кто именовал себя по-европейски – императором. Короче: был Дмитрий первым и до сих пор единственным, кто попытался сделать из московии европейскую державу, а из московитов – европейцев. Он был единственным правителем, кто понимал, что московии, для того чтобы стать частью Европы, необходимо принять европейскую культуру, европеизироваться, тогда как все его последователи, напротив, стремились - и стремятся поныне! - к москвофикации Европы, что последняя инстинктивно отвергает и старается держать россию на безопасном от себя расстоянии. Вот почему прорубленное петром окно проблемы не сняло: в это окно нужно было еще как-то влезть. И для этого надо было усыпить Европу, смягчить ее недоверие. Легче и проще всего это можно было сделать через славянство. Не знаю, понимал ли это московит петр (сифилитик прожил всего лишь четыре года у прорубленного окна), но это отчетливо поняла немка – екатерина II. Именно она серьезно, на доступном времени научном уровне, принялась из московитов лепить славян, а из московии россию. Для сочинения настоящей истории московии, исходящей из славянских корней Руси, царица повелела в 1783 создать специальную Комиссию для составления записок о древней истории преимущественно России (указ от 04.12.1783). Она же очертила и круг научных исследований: пересмотреть и переработать архивные летописи для написания новых сводов, обосновывающих киевские истоки московии. Через десять лет десять выдающихся выдали Екатерининскую историю (1792).
Вот некоторые последствия трудов праведных:
- из архивов были изъяты практически все оригиналы древних летописей, их заменили рукописные же копии[11];
- москве прибавили почти полторы сотни лет, каких ей не хватало для того, чтобы быть основанной киевским князем Юрием Долгоруким[12];
- запрещены были многие исторические труды, вышедшие до начала работы Комиссии, в число которых попали и упомянутая Скифская история А. И. Лызлова (1776), и История Российская В. Н. Татищева[13] (1747);
- чудесным образом в архивах нашлись новые, доселе никому неизвестные и нигде не упоминавшиеся исторические документы, среди которых - Общерусские своды, которые выдали за документы XI, XIII, XIV вв., и где нашли то, ради чего огород и городили: «общерусскую идею», неопровержимо доказывающую, что московиты выходят напрямую из славянских племен еще Докиевского периода - полян, древлян и др.
Но главным научным результатом стала разработка нового, революционного метода исторических эпитетов. Так, на месте Руси со столицей в Киеве, появились Русь Киевская. Пустяк? Не скажите! Ведь там, где есть Русь Киевская, можно сочинить и Русь Новгородскую, а потом, из этой post factum федерализации Руси, можно с чистой научной совестью вывести и нечто совсем уж фантастическое, но жизненно необходимое - русь московскую. И раз уж таким образом неопровержимо доказано, что москва – это Русь, то и права москвы на Новгород, Ростов, Чернигов, Киев и все остальные земли, бывшие когда-то Русью, тоже доказаны.
Масштабная научная на высшем административном уровне освященная фальсификация истории привела к небывалому доселе всплеску имперской пропаганды. Немка понимала мотивационное и мобилизующее значение печатного слова и держала под личным контролем не только изящную словесность, но и науку, и периодику. Фальсификации были настолько обширны, поток научной лжи настолько всесторонен и всеобъемлющ, а архивы вычищены столь основательно, что сегодня крайне трудно восстановить правду. Когда, например, возник миф о полководческих деяниях князя александра (невского), всю жизнь скромно собиравшего подати с городов русских для ханов ордынских? Когда и кто придумал ему кличку и звонкую пошлость про меч? Когда стали святыми сергий (радонежский), алексий (московский), фотий, йона и пр. публика, для которой церковь служила лишь прикрытием в деле «укрепления и расширения государства московского»?[14]
Внесла свою долю скромную в общее дело создания новому народу нужной и правильной истории и сама царица-матушка. Двигало ли ею женское тщеславие, недоверие ли к интеллектуальной потенции выдающихся историков или иные какие причины, только сочинила она (или повелела сочинить) собственные записки о государстве российском, касательно российской истории[15], логика которых и легла в основу труда Н. Карамзина, а затем и всей российской, советской и нынешней московитской исторической науки.
Интерес для нас, в свете обсуждаемой темы, представляет Наказ Комиссии о составлении проекта нового Уложения (1767-1768 гг.), в котором читаем:
Глава I
- Россия есть Европейская держава.
- Доказательство сему следующее. Перемены, которые в России предпринял ПЕТР Великий, тем удобнее успех получили, что нравы, бывшие в то время, совсем не сходствовали со климатом и принесены были к нам смешением разных народов и завоеваниями чуждых областей. ПЕТР Первый, вводя нравы и обычаи европейские в европейском народе, нашел тогда такие удобности, каких он и сам не ожидал.[16]
Итак, мы имеем дело со страной, состоящей из чуждых областей, где царит смешение разных народов с нравами, не сходственными со климатом, и которые вдруг оказываются народами европейскими, которым петр ввел европейские же нравы и обычаи. Из сказанного, однако, совершенно очевидно вытекает как раз противоположное, а именно, что народы московии европейскими никогда не были и быть не могли: вводить европейскому народу европейские нравы и обычаи, то же самое, что учить рыбу плавать или русского историка лгать. Нравы – суть часть менталитета всякого народа, они - плод культуры его, итог исторического опыта. Чтобы понять пропагандистскую цель Наказа, достаточно вообразить себе какого-нибудь, скажем, из Людовиков, публикующего вдруг, с какой-то горячки, некий документ, утверждающий (!), что Франция есть Европейская держава, более того – доказывающий (!!) европейскость ее, и – одновременно - обосновывающий (!!!) необходимость введения французам европейских нравов и обычаев. Но великой двигала совсем иная логика. Переименование московии в россию было одной из тех удобностей петровских реформ, которые открывали новые горизонты имперской политике. Спрятав московитов в Троянском коне славянства, царица не только подвела черту под собиранием земель Руси, но легализовала претензии московии на все земли, заселенные не только славянами, но и православными.[17] Именно здесь начинается имперский период развития московии; именно с именем россия связаны все самые страшные события последующих трех столетий: разделы Польши, аннексии Правобережной Украины и Крыма, Крымская война и ее Балканские сестры, Первая и Вторая мировые, нынешняя Украинская…
III
Президент Зеленский предложил, следуя требованию Ирины Бирны, переименовать Россию в Московию. Теперь, значит, наш язык превратиться в «московский», а зарубежные писатели – в московских писателей, включая одесситов, пишущих пока по-русски. Неизвестно, правда, как называть теперь Бунина, тоже московским?
Александр Урусов, ЛЕв, 302, 2023
В каждой шутке, как известно, есть доля шутки. Вот и в этой коротенькой ремарке моего доброго друга и большого писателя Александра Урусова, затронута серьезная тема, которая, собственно, и вызывает эмоциональную турбулентность вокруг украинской инициативы. Поэтому мои заметки были бы неполными, обойди я эту тему.
Ну, во-первых, я никогда ни у кого и ничего не требовала, а во-вторых…
Возвращение россии имени, данного ей при рождении, буде оно вообще состоится, станет лишь внутренним украинским событием. В этом случае имя московия станет официальным и обязательным к использованию в документах на территории Украины. Поддержат ли иные страны это решение и, если да, то какие именно, написано, как говорят немцы, на другой странице, а как украинцы будут называть соседа в частных беседах, периодике, в социальных сетях, литературе и т. д. – на третьей. На саму же московию, как и на ее жителей, украинское решение будет иметь точно такое же воздействие, как и мнение вашей покорной слуги, изложенное в предлагаемых заметках.
Примеров различия между топонимикой местной и той, которой традиционно пользуются соседи, масса, не ошибусь, если скажу, что разночтений здесь гораздо - на порядки! - больше, чем случаев, где существует единство национального и интернационального наименования. Чжунхуа Жэньминь Гунхэго - так официально называется страна Китай со столицей Бэйцзин и народом хань, разговаривающим на языке ханьюй. Кому пример Китая покажется слишком экзотическим, могу предложить Финляндию с Хельсинки (топонимика, кстати, колониальная, шведская), Швейцарию с Женевой, Австрию с Веной, и добавить, что официальное имя Французской республики в соседней Германии – Французская империя (Frankreich). Не знаю, как в Китае, я там не была, но в остальных названных странах, народ совершенно не перенимается тем, как кто-то, где-то называет его самого и его родину. И суомалаисетов (suomalaiset), например, больше волнуют рецепты модной диеты или цены на рыбу, чем то, что их где-то называют финнами.
«Люди и страны называют себя сами, переименовать их со стороны невозможно», - эта совершенно верная мысль принадлежит, как ни странно, тому самому бывшему диссиденту Подрабинеку, упомянутому выше. Но эмоции московита довлеют, и ведут к противоестественному, алогичному выводу, плохо скрытой обиде на Украину и украинцев. Не будь бедняга ослеплен великодержавным шовинизмом, он наверняка бы понял и историческую логику украинской инициативы, и те преимущества, что несет она русским на московии.
Все вышесказанное относится без всяких исключений и к языку, и к литературе, и к Бунину. Что же касается «одесситов, пишущих пока по-русски», то хотела бы поделиться некоторыми мыслями.
Язык писателя не определяет его культурной принадлежности. В противном случае пришлось бы признать, что нет в мире ни американских, ни мексиканских, ни бразильских, ни аргентинских, ни африканских писателей. Вернее, они, конечно же есть, да вот только о них мало что известно, а все великие произведения, определяющие лица национальных литератур, созданы на английском, испанском, французском и португальском языках. Пристегивание писателей к той или иной культуре языковой булавкой – подход чисто механический и, как показывает история мировой литературы, непродуктивный. Чьим писателем был Франц Кафка – еврей, рожденный в Праге и писавший на немецком языке? Чьим писателем был Исаак Бабель? Николай Гоголь? Вольф Жаботинский? Хорхе Амадо? Габриэль Гарсиа Маркес? О национальной принадлежности Николая Коперника до сих пор спорят Польша и Германия, хотя, следуя механическому – языковому – подходу, спора здесь нет и быть не может: великий революционер науки писал на латыни и, значит, был римлянином.
Национальным делает писателя не язык, на котором он пишет, не кровь, текущая в его венах, не место рождения, и даже не то, к какой культуре он сам себя причисляет, а единственно то, как видит он описываемый им феномен, какими глазами смотрит на него, как позиционирует себя по отношению к нему, какой стороной поворачивает его читателю. Вот почему Гоголь – писатель исключительно и глубоко украинский – только слепой, с бельмами великодержавного шовинизма на обоих глазах, не увидит, что россия Мертвых душ описана человеком иной культуры. На это указывала уже Анна Ахматова; я приведу еще одно, по-моему, еще более неопровержимое, переданное нам никем не меньшим, как самим Пушкиным, доказательство. Слушая первые главы Мертвых душ, Пушкин «[…] произнес голосом тоски: «Боже, как грустна наша Россия!»»[18]. Пушкина – знатока россии! – поразили характеры, мимо которых он проходил ежедневно, и которые не замечал: они были частью его буден, он вырос среди них и иных не знал с рождения. Гоголя же поразили они новизной, и он схватил их так ярко, так выпукло, так живо, что вдруг ожили они даже для русского Пушкина. Чтобы понять, чей писатель Бабель, не надо даже читать Одесские рассказы, прочтите Конармию и ответьте самому себе честно на вопрос: мог ли русский так описать те события и характеры? Нет, вся эта кровь, неоправданная жестокость, безразличие к своей и чужой жизни – все это могло поразить лишь иностранца. Для русского они – часть буден. А вот Чехов – украинец по крови – писатель исключительно русский: Украины он не знал, более того, откровенно и открыто презирал любое проявление украинства[19]. Его описания украинского быта – это описания пораженного чужеземца. «Вокруг в белых хатах живут хохлы. Народ всё сытый, веселый, разговорчивый, остроумный. Мужики здесь не продают ни масла, ни молока, ни яиц, а едят всё сами — признак хороший. Нищих нет. Пьяных я еще не видел, а матерщина слышится очень редко, да и то в форме более или менее художественной»[20]. Здесь в каждом слове – удивление человека новым для него народом - веселым, разговорчивым, остроумным, не пьяным и не матерщинником. Здесь очевиден конфликт между увиденным в украинском селе и собственным опытом пишущего, накопленным за годы службы земским врачом на россии…
IV
Но мы заговорились и не заметили, что пришла пора подводить итоги, вернее, итог.
Московия, ни на одном из этапов своих исторических метаморфоз, славянской – европейской - державой не была - ни в этническом, ни в культурном, ни в ментальном, ни в религиозном смыслах[21]. Формальное право на имя и наследие Руси, узурпированное страной в XVIII веке, утратило свою силу в ноябре 1917, в момент провозглашения Украинской Народной Республики. В результате империалистической войны московии против УНР (1918-1922) возникло новое государство, в имени которого Русь упомянута не была. Но государство это не отказалось от великой идеи, завещанной ему рядом веков (Достоевский), и сохранило претензии на все земли, населенные славянами или православными, в имени одной из союзных республик – Российская и пр.
Имя обязывает – этими словами начали мы нашу беседу. Теперь мы знаем, к чему обязывает эту страну украденное имя Россия: ради исполнения великой идеи, она развязала две мировые войны, ради нее ведет вот уже восьмой год войну против суверенной Украины. Победить в этой войне для Украины значит не только разбить орды захватчика, но и полностью эмансипироваться от имперских призраков. Таким образом, на украинскую инициативу следует смотреть как на логическое продолжение политики освобождения от всего навязанного тремя веками русификации[22]: восстановление правды о борцах за независимость, декоммунизацию и деколонизацию.
Восстановление исторической правды – процесс объективный и естественный, сопровождающий эволюцию всякой нации, и, в то же время, субъективный, с точки зрения его результатов и влияния их на соседей. Совершенно ясно, что у московитов и украинцев одной истории быть не может, как не может быть одних героев и одних врагов. Поэтому вряд ли многообещающими выглядят попытки критиковать украинцев за стремление восстановить историю своей державы.
Не следует искать конфликты там, где их нет и быть не может.
NB.
И, чтобы расставить все точки над i и перечеркнуть все t, расскажу следующий анекдот.
Мало кто знает, но некто Николай Исаев – житель Украины – зарегистрировал на сайте Президента петицию (13.07.2021), в которой просил гаранта «обеспечить с Россией поддержание мирного и взаимовыгодного сотрудничества, восстановить дружбу братских народов России и Украины и обеспечить функционирование русского языка наравне с государственным, украинским». Предложение, за три месяца, предусмотренные законом на сбор подписей, отозвалось в головах трех (!) земляков…
[1] https://petition.president.gov.ua/petition/170958
[2] Шахворостова Валерия Александровна, автор петиции о возвращении россии ее исторического имени московия.
[3] Аббас Галямов, например, заявил о «вражеской инициативе», которая «никаким потенциалом не обладает», а бывш. диссидент Подрабинек назвал ее политическим анекдотом и шутовством во время войны. (курсив мой, иб)
[4] А. Пушкин, О ничтожестве русской литературы, 1834 (курсив мой, иб)
[5]. Ср. «Но и в эпоху бурь и переломов цари и бояре согласны были в одном: в необходимости сблизить Россию с Европою», А. Пушкин, там же.
[6] См., например, здесь: Peter Heather, Invasion der Barbaren. Die Entstehung Europas im ersten Jahrtausend nach Christus, - Klett-Cotta, Dritte Auflage, 2020
[7] Ср., например, А. И. Лызлов, Скифская история, 1776
[8] Heather.
[9] А вот, как проходило присоединение Псковской республики: «В 1510 году великий князь московский Василий III прибыл в Псков и объявил его своей вотчиной, положив конец Псковской республике. Вече было распущено, приблизительно 300 богатых псковских семей были высланы из города. Их имения распределили между московскими служилыми людьми. На рассвете 13 января 1510 года был снят вечевой колокол». Википедия.
[10] Строго говоря, про всея Руси придумал писать Дмитрий Шемяка, внук Дмитрия донского, на время изгнавший двоюродного брата Василия из москвы.
[11] По данным украинского историка В. Белинского, среди множества документов, призванных обосновать единство Киевской Руси и финских племен, населявших Владимирское, Суздальское и московское княжества, хранящихся в московитских архивах, нет ни одного (!) оригинала. Только переписанные копии.
[12] Первое упоминание о поселении москва в независимых документах датировано третьей переписью населения Золотой Орды (1272). Ни в первой переписи (1237-1238), ни во второй (1254-1259) поселение москва не упомянуто. Долгорукого же уходили киевские бояре в 1157 году.
[13] Ср.: «Петр […] невзлюбил Татищева за легкомыслие и вольнодумство», А. Пушкин, там же. Как видим, уже тогда попытки написать правдивую историю московии, пресекались на самом высоком уровне!
[14] Фальсификации при раздачах почетных званий святых, особенно любопытны. Так, известно, что до Макарьевских соборов (1547 и 1549) московское православие не знало канонизации. Но официальная история утверждает, что алексия, сергия, фотия, йону, как и очень многих других, канонизировали за сто лет (!) до изобретения процедуры. И это еще не все. Сергия, как оказалось, вообще не канонизировали – его назначил святым Василий II (темный).
[15] Ср. Императрица Екатерина II, О величии России, - москва, ЭКСМО, 2003
[16] Там же
[17] Ср. «Не может Россия изменить великой идее, завещанной ей рядом веков и которой следовала она до сих пор неуклонно. Эта идея есть, между прочим, и всеединение славян», Ф. М. Достоевский, Дневник писателя за 1876, Июнь, Глава вторая, III. Восточный вопрос (курсив мой, иб); или: «[…] через реформу Петра произошло расширение прежней же нашей идеи, русской московской (курсив здесь и ниже мой, иб) идеи, получилось умножившееся и усиленное понимание ее: мы сознали тем самым всемирное назначение наше, личность и роль нашу в человечестве […] Сам собою после Петра обозначился и первый шаг нашей новой политики: этот первый шаг должен был состоять в единении всего славянства, так сказать, под крылом России. […] Само собою и для этой же цели, Константинополь — рано ли, поздно ли, должен быть наш... […]
Да, Золотой Рог и Константинополь — всё это будет наше […]», там же, IV. Утопическое понимание истории.
[18] Н. Гоголь, Четыре письма к разным лицам по поводу «Мёртвых душ», 1843
[19] Ср.: «[…] хохлописец Трутовский» - о художнике К. А. Трутовском (1826-1893); «Мне противны: игривый еврей, радикальный хохол и пьяный немец» (сочинения, т. 17, с. 68); «Страстная хохломанка. Построила у себя в усадьбе на свой счет школу и учит хохлят басням Крылова в малороссийском переводе. Ездит на могилу Шевченко, как турок в Мекку» (письма, т. 2, с. 279 А. С. Суворину).
[20] Письма, т. 2, с. 269 Н. А. Лейкину
[21] «[…] Россия вовсе была не Европа, а только ходила в европейском мундире, но под мундиром было совсем другое существо», Ф. Достоевский, Дневник писателя за 1876, Июнь, Глава вторая, I. Мой парадокс.
«[…] русскому ни за что нельзя обратиться в европейца серьезного, оставаясь хоть сколько-нибудь русским, а коли так, то и Россия, стало быть, есть нечто совсем самостоятельное и особенное, на Европу совсем непохожее и само по себе серьезное», Ф. Достоевский, там же, Глава вторая, II. Вывод из парадокса (курсив здесь и выше мой, иб)
[22] Еще один пример фальсификации. Проводимая веками москвой политика уничтожения исторической памяти народов есть политика москвофикации. Называя ее русификацией, соглашаемся мы с тем, будто несет она народам славянские, русские – европейские! – ценности.